Эскимо с Хоккайдо

– Всем известно: на сокайя теперь не разживешься, экономика в упадке, власти давят. Но детишки покупают музыку, что бы ни творилось на фондовой бирже. Я так думаю, ему надоело быть одиноким волком, он нарыл какой-нибудь грязи про «Сэппуку» и выжал из них приличную должность и долю доходов.

Вроде разумно. Если этот Кидзугути занимался всяческим рэкетом, он не мог обойти вниманием индустрию развлечений. Но что-то тут было неладно, что-то меня смутно беспокоило, а впрочем, сказал я себе, в индустрии развлечений хватает темных пятен.

– Еще что-нибудь скажешь?

– Задарма?

Мой черед фыркать.

– О'кей,  – вздохнул Такэси.  – Есть одна наводка, неподтвержденная. Якобы в ночь смерти Ёси видели в «Краденом котенке» – убогое такое заведение в Кабуки-тё. Любая девчонка в стране пошла бы с ним, только свистни, а он болтается в Кабуки-тё! Просто не понимаю.

– Слыхал пословицу: в слишком чистой воде рыбка не водится.

– Слыхал. Но все равно не понимаю.

И это говорит человек, который согласился жить в картонной коробке, лишь бы не спорить с женой о расходах! На этот раз я удержался и не высказал крамольную мысль вслух – опасался, что он опять заговорит про Сару.

– Кстати, я вот еще чего не понимаю,  – завел он.  – Чего это Сара перестала приезжать с тобой в Японию?

– Потом объясню,  – пообещал я, вешая трубку.

Я представил себе, как Такэси в своем офисе обиженно смотрит на телефон. Почему-то эта картина меня не утешила, но я не стал раздумывать, почему, я сбежал вниз по ступенькам, выскочил из гостиницы и устремился в погоню за призраком Ёсимуры Фукудзацу.

Шаткие стеллажи упираются в сводчатый потолок, пол заставлен картонными коробками с журналами. Новые выпуски японских комиксов вперемешку с замшелыми учебниками, страницы которых уже пожелтели. Дешевые романчики бунко[45]борются за место под солнцем с устаревшими пособиями по бизнесу и разрозненными томами энциклопедии. Снова комиксы. Я представил себе, как спасатели попытаются проложить себе путь через завалы книг, когда случится Большой Толчок, как они будут искать уцелевших людей под нагромождением печатных слов.

Это я зашел в букинистический магазин в Дзинботе переждать час пик. Тесный магазинчик покажется раем после давки в поездах на линии Яманотэ. К тому же до открытия заведений в Кабуки-тё оставалось немало времени, а я и так больше четверти своей сознательной жизни провел в гостиничных номерах, подыхая со скуки.

Протиснувшись между тесными рядами стеллажей, я добрался до дальнего угла, где молодой парень в очках с проволочной оправой, как у Леннона, пристроился возле старой лампы, способной осветить разве что две-три пылинки в ближайшем соседстве. Он читал потрепанный том «Моей Антонии»[46] на английском. Чем юного токийца привлекла многословная хроника из Небраски? Понятия не имею. Хорошо хоть не Айн Рэнд[47].

Я подошел к прилавку и постучал по нему костяшками. Что-то пробурчав, парень аккуратно отметил место, на котором остановился, снял очки и протер стекла тряпочкой.

– Как вам книга?  – спросил я.

– Прекрасная!  – скучным голосом ответил он.  – Уилла Кэзер – просто бомба!

Что, в самом деле? Я лишний раз убедился, что не смогу писать статьи для демографической ниши generasiax. com – для людей в возрасте от 20 до 31 с половиной. Кто их знает? Может, они все без ума от Уиллы Кэзер.

– Вы уже добрались до той сцены, когда доят коров?  – поддержал разговор я.  – Люблю эту главу. Кэзер пишет – как из пулемета херачит.

– Чем могу вам помочь?