Эскимо с Хоккайдо

Интервьюер: Если бы от «Святой стрелы» уцелел только один альбом, какой альбом вы бы хотели сохранить?

Ёси: Тот, который я еще не записал.

– Дохните на меня.

Доктор Ник в кремовом смокинге, будто сделанном из гофрированной бумаги. То ли сознательно оделся попроще, то ли кто-то украл половину его драгоценностей, и все равно в раздевалке «Павильона № 2 Кикбоксинга Иокогамы» он выглядел чужаком.

А вот Суда в кои-то веки выглядел на своем месте. Длинные светлые и рыжие пряди исчезли, с короткой стрижкой Суда походил на страуса. Аки и Маки растирали его, проделывая при этом странный ритуал (нечто вроде хороший коп/плохой коп), чтобы подготовить его к завтрашнему бою.

– Ты – мужик! Ты, нафиг,  – мужик!  – орал Аки.

– Представь себе отражение луны в тихих водах,  – шептал Маки.

– Ты – прирожденный убийца, чел! Убийца!

– Стань луной и стань ее отражением.

– Ты порвешь это парня в куски, нафиг!

Суда сидел, слушал близнецов, виду него был слегка нездоровый. Двадцать четыре часа до гонга, которым откроется первый профессиональный матч в жизни Суды, и бабочки, видимо, уже порхали у него в животе.

– Дохните на меня!  – повторил доктор Ник.

Даже доктор содрогнулся при виде моей физиономии. Сара говорит, что со временем каждый обретает то лицо, которого заслуживает. Хотел бы я знать, мое лицо – правило или исключение, которое подтверждает правило? В зеркало я не заглядывал, но хорошо представлял себе, как выглядит моя физия. «Видок дерьмовый» – так выразился поутру инспектор Арадзиро. Лицо распухло, все в порезах и гноящихся ранках от когтей, но ничего выразительней инспектор Арадзиро не придумал. Видок мой ему не понравился, но врача он вызывать не стал. Его куда больше интересовали мои показания.

Я дохнул на доктора Ника. Грудь сдавлена, глотку словно толченым стеклом забили. Доктор Ник повел носом и слегка покачался на пятках.

– Доброкачественный лимфоретикулез,  – объявил он, отходя в сторону и снимая с шеи стетоскоп, которым так и не воспользовался.  – Лихорадка от кошачьих царапин.

Аки и Маки дружно повернулись на его слова, оба приоткрыли рот – кто быстрее вспомнит подходящий пример. Но оба не нашлись, что сказать. Так и замерли – глаза вытаращены, рот приоткрыт, близнецы-статуи недоумения.

– Тед Ньюджент,  – подсказал я.  – Псих из Моторного Города[149].

Комментарий излечил их временный паралич, но ребята явно расстроились. Я пожал плечами – мол, прошу прощения,  – и сосредоточился на докторе Нике.

– Лечить-то как?  – спросил я.

Доктор Ник изогнул бровь, поиграл мелочью в кармане. Полез в свою медицинскую сумку, все тот же черный кожаный антиквариат, с каким Сэцуко Ниси-мура таскалась по отелю «Кис-Кис», и вытащил самый большой в мире рулон бинтов. Расстелил на полу, достал бутылку антисептика, марлю и ватные тампоны и давай обрабатывать мне лицо. Жгло, точно адским пламенем, я бы заорал, но после этих кошек во мне сил вопить не осталось. Потом он принялся за марлю с бинтами. Несколько мгновений – и моя голова полностью мумифицировалась. Вылитый Клод Рен в «Человеке-невидимке»[150]. Зато хоть переодеться позволили. Как только Суда увидел, во что кошки превратили футболку «Мерцбоу» и кожаную куртку Ёси, он отправил близнецов Фудзотао за приличными белыми рубашками и новой парой штанов для меня.

Из коридора кто-то окликнул: